Отпуск медленно, но верно подходил к концу, сбережения почти кончились, и я старался готовить себе сам, чтобы оставить хоть немного на дорогу. Мало ли что. 

Купив себе на ужин хлеб и колбасу я сделал необычайный бутерброд, который все равно обошелся дешевле легкого ужина в кафе. Я собой гордился, очень. Я впервые был один, свободен как ветер, и прекрасно справлялся вот уже целый месяц. 

Вот только с погодой мне не повезло: море радовало штормами и бурями, даже близко к воде не подойти — того и гляди туда, где только что было почти сухо накатит волна чуть ли не по пояс.

Зато люди удивительные. Туристов я все это время избегал. Их легко отличить, и не в одежде дело. Они ходят с высоко поднятыми головами, всем своим видом излучая уверенность в завтрашнем дне и с любопытством разглядывают местных бедняков. Хотя если действительно погрузиться в этот мир, то испытаешь истинное восхищение. Да, бедно, грязно, местами люди живут почти на улице, а считают, что им повезло — над головой есть крыша. Но эмоции… Не передать, какой восторг зажигается на лице взрослого уже человека при виде диковинной для него вещи! А какие чувства — семьи, без разницы есть ли кровное родство между ними! 

Я влюбился в эти места, этих людей и этот воздух, поэтому думать даже не хочу о том, что придется уехать. Я еще здесь. 

Я шел по улице между лачуг, меня пригласила Прия — моя приятельница здесь. У этой женщины находились силы на то, чтобы следить за домом, мужем и пятерыми детьми, а в то же время оставаться вечно бодрой и жизнелюбивой до такой степени, что заражала искрой окружающих. 

Напрягать я ее не хотел — знал уже, как они живут, а то вначале приходил на каждый ужин как на праздник. Оказалось — со всех соседей помощь собирают: гость придет. Это нормально, сейчас им помогут, потом и они в беде не бросят. А потому шел я сейчас и жевал свой будербродище, никуда не торопясь, рассматривая лавки, обезьянок, которые оттуда пытались стянуть что-нибудь, людей, толпою спешащих мне навстречу, и просто наслаждался теплым тихим вечером.

Наконец, я свернул в проулок, слегка пахнущий солью и сыростью, прошел между темных деревянных стен и запетлял между ветхих домишек местных жителей, как их презрительно называют белые — аборигенов. 

На площадке между несколькими из них мне попался на пути мальчик не старше десяти лет. Он стоял перед большим тазом и старательно намывал деревянные миски. Заметив меня, малыш оторвался от своего занятия и во все глаза уставился на меня. Точнее — на бутерброд. Я двигался мимо, а его головка на худющей шейке оборачивалась вокруг своей оси. Его глаза лихорадочно запоминали вид булки и мяса, в довольно большом количестве заполняющего пробел в ней. Он разве что не облизывался. Я приостановился — мальчик смотрел на еду. Он ничего не просил, даже не поднимал глаз, чтобы взглянуть на меня. Я подошел и отдал ему все, что осталось. К слову, я успел съесть разве что треть. Мальчик робко посмотрел на меня, с немым вопросом в глазах — «Правда? Не обманешь?» Я кивнул. Он схватил бутерброд, но есть не стал. Он глубоко вдохнул аромат и кинулся бежать прочь. Я удивился. Странный парень. Может думал, что я изо рта у него вырывать буду? Интереса ради побежал за ним.

Прокрался следом и увидел такую картину: человек 10-15 ребятишек во внутреннем дворе так же занимались домашними делами — стирали, шили что-то, загоняли мелких птиц, похожих на куропаток, в клетушку посреди двора. Мальчик встал по центру, что-то вполголоса буркнул, но его услышали все. Он аккуратно отрывая каждый кусочек, раздал мой бутерброд детям. В руках еще оставался приличный по сравнению с другими огрызок. Никто не ел, все стояли и ждали. 

Малыш подошел к окну, наверное, позвал кого-то, потому как наружу высунулась совсем еще молодая, но выглядящая безмерно усталой женщина в косынке. Недовольно покосившись на всю гурьбу, она сказала что-то мальчику. Тот разломал последний кусок и отдал ей. Она приняла кусок, как нечто драгоценное, взвела глаза к небу и быстро скрылась в доме. 

Дети ничего не делали, а стояли и ждали будто бы какой-то команды. Распахнулась дверь, и женщина, перебежав двор, распахнула дверь в таком же деревянном бараке и скрылась в нем. Ее голова показалась в окне. Опустившись, очевидно, перед кроватью, она приподняла кого-то, усадила. В окне появилась тонкая, похожая на скелет, крошечная ручка. Наконец, она поднялась, украдкой стерла слезу со щеки и, выйдя, распахнула руки. Ребятня подбежала, облепила со всех сторон, обнимая. Чья-то ручонка протянула свой кусок. Малышня, заметив это, повторила жест. Не сдержав слез, женщина прижала ладонь ко рту, опустилась на корточки и обняла их, как могла, всех и каждого одним объятием.

Я не выдержал и выбежал из проулка. В горле застрял ком. Кажется, я знаю, какое будущее я выберу для себя.